Вениамин Ащеулов



Я был армейским журналистом

Я был армейским журналистом –
О, незабвенная пора –
Когда слова, как будто выстрел,
По-ратному в потоке быстром
Летели в жизнь из-под пера.
А чтоб слова не тратил зря ты,
А звал к победным рубежам.
Себя я жизненным зарядом
В той жизни, что кипела рядом,
Бесперебойно заряжал.
Я жил с солдатами в палатках.
Деля их скромный неуют,
И, как они, на шутку падкий.
Вносил в блокнот на тех нападки
У коих тяжелеют пятки
Когда в походах отстают.
Я с ними строил переправы,
Купался в поливах росы.
И, пользуясь газетным правом.
Достойно наделял их славой
В заметках первой полосы.
Они меня учили сметке
В водовороте ратных дней
С тем, чтобы я в моих заметках –
О переправе иль разведке –
Не щебетал, как птаха в клетке,
А был по-воински родней.
А как мила их откровенность,
Когда с наскоком петушков
На сборах лириков военных
Они искали дерзновенно
В стихах наличие стихов.
Для них всё воинское свято –
В стихах, в заметке иль в строю.
Не зря с восхода до заката
Они высот штурмуют скаты,
Чтоб, как положено солдату,
Быть стойким в истинном бою.
И вот теперь, когда я штатский,
Когда в сомнениях мечусь,
Чтобы изжить из сердца шаткость,
Я, как и прежде, по-солдатски
У них решимости учусь.

Горят хлеба


Дрожат хлеба
от орудийных вспышек
И шепчут слово страшное:
«Война!»
Горят хлеба.
Горят
и жарко дышат,
Не понимая,
в чём же их вина?
А мы идём туда,
где канонада
Вздымает клубы пыли и золы.
Голодные,
с горящей нивой рядом,
Браним нерасторопные тылы.
А на душе –
как тяжеленный камень
От скорбного призыва:
«Помоги!»
Колосья обожжёнными руками,
Склонясь, хватают нас
за сапоги.

И вот я опять под Москвою…

И вот я опять под Москвою,
Где жаром дышали бои,
Где насмерть стояли герои –
Друзья боевые мои.
Где воинский долг и присяга
В набат обращали слова:
«Ни шагу назад, ни полшага,
За нами – Москва!»
Под плитами дремлют солдаты,
Вдыхая степной аромат.
И, верно, им снятся раскаты
Боёв, что над ними гремят.
А может, им снятся победы
И в ярких огнях города.
И люди, что едут и едут
Со всех континентов сюда.
Хоть сердцу легко от причастья
К боям, что ушли далеко,
Но кровью добытое счастье
Живущим нести нелегко,
Где воинский долг и присяга
В набат обращали слова:
«Ни шагу назад, ни полшага,
За нами – Москва!»

На войне затишья не бывает…

На войне затишья не бывает.
Бой затих,
Но дело не в пальбе.
Если грохот боя убывает,
Не смолкает ненависть в тебе.
И какое к чёрту там затишье,
Если в сердце боли нет конца,
Если слышишь в тишине застывшей,
Как стучат товарищей сердца!
И огонь в душе не убывает,
Хоть и смолк противник пред тобой.
На войне затишья не бывает, –
В том затишье зреет новый бой.

* * *

О чём солдаты думают в окопах?
О неизбежной смерти? –
Никогда!
О том, что с лиц однажды смоют копоть
И по домам – на долгие года.
Но в их сердцах живут порывы Данко,
И мать-земля настолько дорога,
Что не страшась бросаются на танки
С одной лишь думой –
сокрушить врага!

Фронтовая дорога

Избита вся и вся изрыта,
Ты и печалишь, и гневишь.
Ты вся, как после тяжких пыток,
В глубоких шрамах огневых.
Бредём в пыли за ротой – рота,
А ты гудишь, а ты ревёшь.
И, может быть, за поворотом
Ты чьи-то жизни оборвёшь.
Но разве может обессилеть
Живой, над павшими скорбя,
Когда вослед глядит Россия
И ждёт победы от тебя?!

Исходный рубеж


Был день как день — безоблачный, воскресный,
Не предвещавший ни грозы, ни тьмы.
И то, что враг огнем тяжеловесным
Ударил вдоль границы повсеместно,
В глухом тылу еще не знали мы.
На травах звездно росы полыхали,
Во всю гремел оркестр наш полковой,
Наверно, потому и не слыхали,
Как нарастал вдали смертельный вой.
Когда трубач нам протрубил тревогу
И мы застыли в боевом строю,
Еще не представляли — если строго —
Мы эту участь ратную свою.
Хоть каждый день с подъема до отбоя
В полях учились бою, пыль клубя,
Душою ощутив раскаты боя,
Мы как-то странно глянули в себя.
Что было там, «в себе», — не помню точно,
И нас ли в той неточности винить! —
Одно нам было ясно — край наш отчий
Без нас никто не может заслонить.
И мы пошли по огненным дорогам,
По рубежам войны — из боя в бой,
И стала изначальная тревога
Тревожною солдатскою судьбой.
И вот сейчас, сверяя путь солдата
Со всем, что свято в сердце бережем,
Я знаю точно — роковая дата
Была моим исходным рубежом.

У блиндажа сидят разведчики…


Солдат не думает о вечности,
Когда нещадно пушки бьют.
У блиндажа сидят разведчики
И фронтовую норму пьют.
И жестью кружек скупо чокаясь,
Чтоб горечь в сердце заглушить,
Роняют глухо, но отчетливо:
— За то, чтоб жить!
Смерть на войне — не оправдание,
Когда приказ разведке есть.
Все десять вышли на задание,
А возвратились только шесть.
Шестой был я.
Шестой ли, первый ли —
Подобный счет не нам вести.
Мы ощущали всеми нервами
Тех, выбывших из десяти.
И снова шли во тьму кромешную
На поиск, страхи отстраняя.
Моя погибель долго мешкала —
И проворонила меня.
И жить бы мне в тиши рассвеченной,
Благословляя свой уют,
Но в битвах павшие разведчики
Передо мной, как судьи вечные,
Вперед идущими встают.


Я Россию люблю…


Я Россию люблю
От заснеженных гор до низинок,
Где смеясь и волнуясь,
Ласкают мой взор зеленя.
Я Россию люблю
От небес и до синих росинок,
Что на утреннем солнце играют,
Неслышно звеня.
Я Россию люблю —
И восходы ее и закаты,
И лесов тишину,
И разливы стремительных рек.
Я Россию люблю
Неизбывной любовью солдата,
Потому что в боях прикипел
к ней душою навек.
Я Россию люблю!..
А она тебя? —
Кто-нибудь спросит.
Я ответить на это,
пожалуй,
навряд ли смогу.
Просто с детства люблю
уходить в звездопадную осень
и подолгу стоять одиноко
на сонном лугу.

Слово о лошадях


Завесу детства подними —
Встает ночное.
Казались лошади людьми
В ночи со мною.
Их чуть, бывало, помани —
По-человечьи
Склоняли головы они
Ко мне на плечи.
Когда я спал, они траву
Щипали рядом.
И видел я,
как наяву,
С грустинкой взгляды —
Буланых, карих, вороных,
Гнедых и чалых, —
Таких доверчиво-родных
И одичалых.
Я видел, как в разгуле дней,
Пронзая воздух,
Бросались вихрем под коней
Снега и звезды!
Я слышал, как во все концы
Моей России,
Смеясь, звенели бубенцы
В просторах синих.
Врага сминая под собой
Под гром орудий,
Летели кони в жаркий бой
Открытой грудью.
И коль боец уже без сил,
То к водопою
Конь осторожно выносил
Бойца из боя.
Другое время на Руси.
«Что — лошадь? — вторят.
По тыще лошадиных сил
В одном моторе».
Пусть эти силы в наши дни
Сошлись в едино,
И все же сложены они
Из лошадиных.
Когда ракету гулкий взрыв
Бросает в космос,
В дыму я вижу конских грив
Седые космы!


Перед боем друзья неизменно прощаются


Перед боем друзья
Неизменно прощаются,
Потому что из боя
Не все возвращаются.
И неведомо нам -
На родную сторонку
То ли сам ты придёшь,
То ль похоронка.
Подымили махрой.
Погрустили немного.
Приглушили
Растущую в сердце тревогу.
Обнялись.
Обменялись коротким «пока»
И - к переднему краю
Дорогой полка.
Он рванулся вперёд
На крутом перевале,
Где враги головы нам поднять не давали,
И, споткнувшись, угас,
Озаряя собой
Путь собратьев своих,
Продолжающих бой.
А когда отгремел
Огневой ураган,
В темноте замаячил
Могильный курган.
Две берёзы
Печально склонились над ним.
Затуманился месяц,
Печалью раним...
Скорбный запах листвы
Надмогильных берёз
В домик друга я
Ранней весною занёс.
Усадили за стол.
Подносили вина.
А в душе, как волна,
Поднималась вина -
Той вины тяжелее
Не знал я на свете.
За погибших в бою
Все живые в ответе.
А друзья по окопу,
Друзья по войне
За погибших в бою
Отвечают вдвойне.

Тишина


Мне, солдату, особых усилий не надо,
Чтобы в памяти вновь громыхала война.
Лишь закрою глаза - и в душе канонада
И в ушах, оттого, что оглох, тишина.
Тишина...
Сколько раз средь военного гула
Я мечтал, чтоб хоть часик побыть в тишине.
Тишина...
Вспоминая родной переулок,
Слышал я, как сады шелестят при луне.
Тишина...
Я не знал, что на свете дороже,
Чем пришедшая вдруг, после боя, она,
Тишина...
И осинник в предутренней дрожи,
И прильнувшая к берегу молча, волна.
А за речкой звенит, заливается лихо
Соловей, будто гимны поёт в тишине...
А когда на земле и спокойно, и тихо,
Почему тишина у людей не в цене?


***


Я прошу – не пугайте седых журавлей,
Что в лугах, будто призраки, бродят.
Дайте им надышаться настоем полей,
Нагуляться в кругу-хороводе.
Перед тем, как подняться в туманную стынь,
Пусть купаются в дымчатых росах,
Чтоб мерещился им над безводьем пустынь
Росный блеск наших трав медоносных.
Пусть вдыхают и пьют на родимой земле
Костерков горьковатую роздымь,
Чтоб огнями степными в сырой полумгле
Им казались далёкие звёзды.
Я прошу – не пугайте седых журавлей,
Дайте сил им и духу набраться, –
Чем дороже родная земля и милей,
Тем трудней от неё оторваться.