Валентина Сляднева


Аннушка


Люблю твой бережок 

С камушком, 
Солдатская вдова 
Аннушка.
Ну что поникла ты
Плечиком?
У бережка сидеть
Легче ли?
Вода течет, течет,
Мутится,
По ней плывет, плывет
Утица.
Роняет на волну 
Перышко. 
Я на тебя взгляну 
Солнышком... 
Люблю твой бережок 
С камушком,
Солдатская вдова 
Аннушка.

Ах, леса мои глубинные 

Ах, леса мои глубинные!
Заплутаю среди троп... 
Запевай, отец, любимую, 
Чтобы душу брал озноб.
Поднимались в жизни горести,
Словно горы на пути, 
У тебя хватило гордости 
Ни одну не обойти.
У тебя хватило мужества
На тебя и на меня! 
Пусть глаза нальются мукою 
Здесь, у Вечного огня.
Ах, поля мои широкие! 
Балка тянется к ручью...
Мы с тобой, отец, не робкие: 
Жизнь как раз нам по плечу.

Аэродром в Брандисе

...Со свастикою шли, виднелись еле
Те самолеты в чистой синеве, 
Под страшный рев умолкли колыбели
На Буге, на Днепре и на Неве.
В дубовой роще не щебечет птица.
Куда деваться ей от немоты?!
Земля тут красоты своей стыдится 
И прячет в травах яркие цветы.

Бабушка Арина 

Бабушка Арина почернела 
От годов, которые не счесть.
В пост она скоромного не ела:
— Грех большой, ведь бог на свете есть!
Мужа сняли у ворот с подводы —
На войне остался он без ног. 
И опять глядела она годы 
В угол тот, где на иконках бог.
Весть о смерти сына в сорок пятом
К ней пришла. Был этот день жесток.
Похоронкой жизнь ее распята. 
Что же, бог, в беде ты не помог?
...Только горе отстоялось как-то,
Как-то распогодились деньки. 
В палисаднике у низкой хаты 
Розы и тюльпаны —как венки.
Бабушка Арина, 
Сохранить бы
Мне твой взор, что так
Надрывно тих!
Черное лицо со светлым нимбом – 
Все иконы
Пишутся с таких.

Будто бы хлебнули браги

Будто бы хлебнули браги:
Выкусите, нате-ка!
В опрокинутом Рейхстаге
Гомонят солдатики.
И, от радости хмелея,
Женихи да ухари
Бороды поспешно бреют,
Хвалятся сеструхами.
Да и те, кого изрядно
Укатало времечко,
При гармошке при трехрядной
Пляшут, сыплют семечки.
И немецкие гармошки
Тоже не сторонятся,
Перестроившись немножко,
С гопаком знакомятся.
А земля еще дымилась...
Нужно было мужество
Принять сразу эту милость -
Плясовую музыку.

Война - ни апреля, ни мая

Война - ни апреля, ни мая, 
И сердца остуда и хилость... 
Зачем же, скажите на милость,
О ней все пишу я - не знаю.
Она мне самой надоела! 
Я жгу безотцовщину в строчках,
Я рву испытания в клочья, 
Но все - бесполезное дело.
Никто не сотрет мою память
И раны мои не залечит!
Опять мне вести о ней речи, 
На землю с убитыми падать...
Войны опостылел мне холод. 
Хотя б отпустила немного! 
Но нет же, стоит у порога, 
Стоит, никуда не уходит.

Воспринимали жизнь

Воспринимали жизнь
Как милость, 
У жизни стоя на краю. 
Увиделись 
И — удивились,
Что оба выжили в бою.
Нечаянной 
Не веря встрече,
Слезами прерывая смех, 
Прошли они 
В тот долгий вечер
Немало отдаленных вех.
И всех погибших Воскресили,
И выпили за них
до дна...
В бою спасенная Россия 
Лежала пашней у окна.

Второго мая в полдень

Второго мая в полдень у Рейхстага,
Как все – к стене поставив автомат,
Увидев над собою древко с флагом,
Солдат на плиты был свалиться рад.
Не отослав домой желанных строчек,
Он погрузился в громовые сны
И отсыпался сразу за все ночи
На тех обломках Мировой войны.
А рядом с ним бойцы и командиры
Уснули тоже.
И на их губах
Светилась первая улыбка мира,
От той улыбки онемел Рейхстаг.

Давно миновала пора

Давно миновала пора
Жарких битв и походов.
Течет борозда черной речкой,
Волнуясь, к восходу.
В ударном труде соревнуясь,
Поют трактористы.
На травах осенних
Тяжелые росы искристы.
Родная Отчизна,
Могучая ныне держава!
В годину лихую
На горькой слезе удержалась,
На подвигах неисчислимых
Погибших героев,
Укрытых заботливо всюду
Землицей сырою.
Течет борозда.
Я возьму ком земли,
А в нем пепел...
Восход над Отчизной,
Как ты обжигающе светел!
И, щурясь, глядят на меня
Русокудрые деды,
Которые славой приблизили
Праздник Победы.
Которые были Россией -
Россией остались.
И в миг свой последний
Родным небесам улыбались.

Деду чем-то помогали

Деду чем-то помогали
Степи, тропки отчие...
Выли бабы за стогами:
Матери и дочери.
А отец в сыром окопе,
Не знаком с осечкою,
Все «рассказывал» Европе
Про лужок над речкою.
У ложбинки в спелой охре
Схоронил товарища...
И не мог вздохнуть и охнуть -
Сердце жгли пожарища.
За Победу было пито.
За окно с геранями.
А земля была разбита,
И душа изранена.

Закурили, сняли шапки

Закурили, сняли шапки
У дощатого крыльца,
Зарумянились солдатки
От забытого словца.
Опрокинули вчерашний
Неподъёмный горький день,
Можно думать и про пашню,
И про сломанный плетень,
И про домик обветшалый,
И про лампу-светунец,
И про то, что на кошаре
И в помине нет овец.
…Можно, отыскав отвагу,
Ледяной покров сломав,
Возвратить, как твёрдость шагу,
Нежность – трепетным словам.

Камень

Изувечен он пулями весь,
Не отыщется гладкого места... 
Сыновей мать оплакала здесь 
И с любимым простилась невеста.
Подступить не решилась река. 
И туман над ним в клочья разорван. 
Не базальт, не гранит, но века
Охраняет он наши просторы.
От росы ль он горит поутру, 
От слезы ль, что копилась годами?
...Мне б у жизни
стоять на ветру 
С дивной крепостью этого камня.

Камышовая крыша

Нарядилась опять наша улица к маю.
Побелены известью даже сараи...
Из железа и шифера новые крыши,
Гребешки петухов озорнее и выше.
А на улице нашей есть хата одна -
Далеко камышовая крыша видна...
В этой хате живет одиноко вдова.
Ей в совхозе дают уголек и дрова.
Предлагали и крышу не раз перекрыть,
Но об этом напрасно с вдовой говорить.
«Не кладите, – ответит, – на сердце мне камень,
Мне покрыл ее Ваня своими руками...
Сам нажал камыша и снопов навязал...»
И замолкнет – не в силах перечить слезам.
Тут уже не нужны никакие слова...
«Постоит еще крыша», – добавит вдова.

Колокольный звон

Колокольный звон, колокольный звон!
Все идет на Русь враг со всех сторон.
Сеча позади, сеча впереди...
И куда ни глянь – не видать ни зги.
Колокольный звон, колокольный звон!
Это всей Руси – неумолчный стон.
У каких дорог с кем сегодня Бог?
Кто там на порог выползет без ног?!
Прокатился гром, прокатился стон.
Где он, жизни край? – Здесь повсюду он.
Матушка, спаси! Матушка, спаси!
Сколько сыновей хоронить Руси?
Только что катил валом смертный страх,
А уже – могил тысячных он прах.
Дон течет, мостов нет – ни одного.
Падают – по сто. Встать – нет никого.
Чтобы воевать – силы где берут!
Чтобы отпевать – сироты идут.
Колокольный звон – вековая грусть.
Все идет орда на святую Русь!

Мимо поля проезжаю

Мимо поля проезжаю -
Быть большому урожаю.
Колосок – во всю ладонь,
Перепел – на сто ладов...
Но спасала тут меня
Наша линия огня.
Замелькали гимнастерки,
И пошли «тридцатьчетверки»,
Кто-то вскрикнул и упал -
Оттого лазорик ал...
Лейся, поле, мое, поле!
Песня, горестная доля...
Над тобой кружит июнь -
Он все так же свеж и юн.
А на поле бугорок,
Навсегда от слез промок. 

Мне эта прохлада

Мне эта прохлада
Пшеничной волны,
Российские добрые 
Синие льны и шрамы земли, 
Плач полыни седой — 
Завещаны теми,
Кто спит под звездой.
И песни мои, и рассказы о тех,
Кто падал в цветущие
Травы и в снег,
Под дождь и под звезды
Подставив ладонь...
Любви моей им
Возжигаю огонь.

На войну шли парни...

На войну шли парни – парни хоть куда!
Сиротели деревеньки, города.
Лес шумел, играло лето на дуде,
Птичьи трели затихали – ой – везде!
И покосы выгорали тут и там,
И густой туман клубился по следам.
Парни шли и шли, да все в один конец!
По следам скакал назад невидимый гонец.
И все весточки последние он вез.
На их месте колосились рожь, овес.
И курчавились березки дальних лет -
Не свидетели – участницы побед...

Над обелиском...

Над обелиском солнце светит низко.
Холодных плит касается рука.
В полях, в лесах – ни далеко, ни близко -
Плутает одинокая тоска.
Она – и взор, и слух дум материнских,
И вдовий крик: «Ты где, любимый мой?».
Над обелиском солнце светит низко,
А если дождь пойдет – сплошной стеной.
По всей России ходят обелиски -
Свидетели тех огненных годов.
И светят, словно белые записки -
Со всех бесчеловечных тех фронтов.

Не дай мне, жизнь, обезголосеть

Не дай мне, жизнь, обезголосеть,
Не дай мне равнодушной стать…
Горят тяжелые колосья, 
Солдат в атаках пули косят, 
И с похоронкой никнет мать.
Не дай мне, жизнь, обезголосеть
Средь стыни ладожского льда... 
Что он пустой глазницей просит? 
О чем у тропок и у просек
Кричит латунная звезда?

Не спрашивай, сынок...

Не спрашивай, сынок, какой была война!
У бабушки своей возьми ты ордена.
С тех пор как военком их в дом принес,
Она слепа, слепа она от слез!
Не спрашивай, сынок, какой была война!
Зима России – это холод, седина
И сыновей ее, и дочерей,
Которые и верою, и правдою,
И честью всей
Служили только ей!
Не спрашивай, сынок,
Какой была война...

Никогда такого не бывало

Никогда такого не бывало, 
Чтоб не слово видела, а слог,
Над своею лишь бедой рыдала 
И от окрика сжималась бы в комок.
Просто о себе я забывала
И вблизи искать не смела брод:
Разве без меня на свете мало 
Слез людских, печалей и невзгод?!

Ничего не забыли мы

Ничего не забыли мы
И ничего не простили...
Стлалась ночь за окном,
И метались обрывки дорог.
Путь от Волги до Эльбы
Не галькой мы белой мостили!
Где бои прогремели -
Все кости и чертополох.
Путь от Волги до Эльбы
Еще под ногами дымится.
Ни тепла, ни жилья!
На столетия он оскудел.
Как печеные яблоки,
Сморщились черные лица
Нерожавших солдаток
И старых неласковых дев.

Ничего, ничего отойду как-нибудь

Ничего, ничего отойду как-нибудь
От удавки-тоски и кромешной обиды,
И упрёк заглушу, и к воротам не выйду –
Для случайных гостей моё время всё вышло.
И вдали пропадает невидимый путь.
Ничего, ничего, вновь гроза отгремит,
А зайдётся ль рыданьем опять – неизвестно.
Ей в пределах моих, может быть, стало тесно…
Я стою пред всем и земным, и небесным,
И опять что-то сердце щемит и щемит.
Ничего, ничего, ничего, что весна
Меня крылышком даже не зацепила,
Но какая-то держит на плаву меня сила,
Хоть давно уже я не умна, не красива,
И мне кажется только, что я в мире одна.

О войне стихи я не пишу…

О войне стихи я не пишу,
И в слова о смерти не играю –
А с бойцами в бой сама хожу
И не понарошку умираю.
Жизнь поит меня живой водой,
Радует весенним благовестом…
Я лежу под каждою звездой
И под каждым холмиком
Безвестным.
Зацветают каждый год цветы,
Каждый год снега в округе тают…
И стоят солдатские кресты,
А за ними Родина святая.

Отцов день рожденья девятого мая

Отцов день рожденья девятого мая.
Ну надо ж вот так угадать!
О том, как пришел он с войны, вспоминает
Его поседевшая мать.
А взгляд у отца по-мальчишечьи светел, 
Доверчиво миру открыт. 
Задавит цигарку,
посыплется пепел — 
Увидится серый гранит.
Окинет он взглядом нас, разом притихших,
Когда все по чарке нальют:
— Сегодня, браточки,
все пыпьют за погибших,
А не за родившихся пьют.
Но мать его вздрогнет и с думкой иною
Свою выпьет чарку до дна:
Ведь если б не сладил он с пулей шальною 
Жила бы старушка одна.

Перевал

Перевал, перевал,
Мне ль тебя не осилить?! — 
Сколько раз укрывал 
От врагов ты Россию?
Не ковыль, не ковыль —
Дым под зноем палящим,
Да клубистая пыль — 
Вновь от конниц летящих!
Перевал, перевал...
Облака — полукругом! 
Кто здесь не побывал,
Не беседовал с другом?!
Сколько лет, сколько лет 
Среди травного шума
На высоком челе
Дремлет русская дума?!

Победы день

Не самолет врага, а птицы тень
Легко плывет над мирною равниной...
Как он спешил, спешил Победы день,
Бежал и полз, и падал на руины.
Вот он пришел, Победы день,
В деревни, города!
Вокруг цветень. Победы день
Желанным был всегда...
Победы день, Победы день...
Мы радуемся солнцу и весне,
Несут ветра все ароматы мая,
А тот, кто выжил, выжил на войне,
Путь боевой сегодня вспоминает.
Земля надела праздничный наряд,
Мы отстояли мирный труд в атаках,
Подолгу мы задерживаем взгляд
На обелисках и цветущих маках.
Теперь и миром, и свободою владей!
Ржавеют где-то гаубицы, мины...
Как он спешил, спешил Победы день,
Бежал и полз, и падал на руины.

Подруга

Мы бруснику горстями могли 
Брать с земли, где задумчивы сосны.
И слепил пас расплывчатый блик 
Ненасытного яркого солнца.
Мы отборную ягоду в рот 
Отправляли, смеясь белозубо, 
И нежданно наткнулись на дот, 
Развороченный взрывами грубо.
И подруга моя не смогла 
Не припомнить в столе похоронку.
Не брусника,
а кровь потекла, 
Заполняя собою воронку.

Поколенье отцов не за страх

Поколенье отцов не за страх,
А за совесть землёй становилось,
Чтоб Россия жила не впотьмах,
Не сдавалась
На чью-нибудь милость!
Всё, что будет и было допреж
У меня дорогого, святого, –
Это память о них –
Тот рубеж
Обозначили сердце и слово!

С любовью своей разминулись

Немало, немало девчонок хороших.
С любовью своей разминулись.
Состарились поодиночке...
О как тяжело приходилось им
Темною ночкой
Глядеть из окна в небеса,
Где цвели золотые горошины.
Вздыхали:
«Любимые, вас не дозваться!».
И на завалинках сидя, пели подружки.
И ласковый шепот их слышали
Только подушки!
И только во сне приходили
Любимые. Их целовали.

Семья растет

Семья растет: 
Невестки две, два зятя!
Над вербою склоняется заря.
Дед на рассвете кутается зябко
И думает, что прожил жизнь не зря
тут война. 
И на четыре года
Покрыла тьма притихшее жнивье. 
Невестки как опущенные в воду,
А дед им: «Ничего, переживем!»
Он дочерям заглядывает в лица 
И хмурится: «Они и не они...»
А про себя: «Родимая землица, 
Храни себя И свой народ храни!»
Но полегли сыны и оба зятя. 
На поле сиротливое сел грач. 
Дед делает свистульки для дитяти,
И в каждой, как ни пробуй, 
Слышен плач.

Сирот кормила война черным хлебом

Все я иду под отеческим небом,
Все наплывает на очи мне мгла...
Сирот кормила война черным хлебом
И накормить все никак не могла.
Если б стреляла война холостыми!
Если б кормильцы вернулись домой!
Но все стояли амбары пустыми,
В них все не сыпался хлеб яровой.
Да и озимый хлеб не торопился
Лечь на столы, где был раньше пирог.
Но камелек все же где-то топился,
И мы летели к нему со всех ног.
Нам не хватало порой и похлебки.
Ну а кулеш – не найдешь днем с огнем!
Время хлестало нас жгучею плеткой -
Тем сыромятным сиротским ремнем.
Где было взять моим сверстникам бедным
Мяса на кости в той пропасти дней?!
Сирот кормила война черным хлебом
Из лебеды и каких-то корней.

Солдаты России

Я надпись читаю. Поверить не смею –
Ни дня рожденья, ни смерти дат!
«Солдат Неизвестный» – бумагой заклею
И напишу я: «России Солдат».
Сиянием солнца просторы залиты,
На мраморных плитах – сухая хвоя,
Коснулась на миг ледяного гранита
Ладошка покуда живая моя.
Солдаты России, Солдаты России!
Вы – Слава Отчизны на все времена,
Ах, как же недолго, недолго носили
Вам данные матушками имена.

Только бы снова

Только бы снова 
Дышать под грозою озоном!
Кланяться в пояс и колосу, и камышу... 
Я поступаю,
Подумает кто, нерезонно, — 
Это лишь кажется,— 
Я улыбаясь скажу.
Ясная линия,
Не затуманься, пожалуйста!
Буду идти я единственной 
Тропкой из ста 
Через дожди и осенние эти 
Пожарища,
Только бы даль, что зовет, 
Оставалась чиста.

Тускло светится

Тускло светится
Солнышко красное, 
И ракита поет за мостом. 
Отпеваю кого-то 
И праздную,
Забываю кого-то с трудом.
Все, что было, 
Куда оно денется? 
Ожиданья полна, как вчера... 
Пусть всегда
По родной земле стелются 
Золотые мои клевера.

У братской могилы

Высыпаю я горстку землицы,
Лист берёзы, слетая, кружит…
Пяти тысячам воинам снится
Незабытая мирная жизнь.
Шли последние в мае бои,
И, надеясь с бедой разминуться,
Те солдаты в посланиях своих
До сих пор обещают вернуться.
Не вернутся они, не придут,
К ветеркам, что теплынь разносили…
К Трептов-парку сегодня ведут
Все пять тысяч дорог из России.

Я – огненного времени птенец

Я – огненного времени птенец,
Опять над полем брани пролетаю
И вижу, как рассыпанную стаю
Подкашивает там и тут свинец.
Огонь разлучный гнёзда все спалил,
Обуглил птиц живое оперенье…
Господь, на что мне грустное прозрение? –
Но бог войны всегда неумолим.
О жизнь – всего прекрасного венец!
Победа мне была такой наградой.
Зачем же вновь круги земного ада,
Высвечивает память-светунец?!
Я – огненного времени птенец.
И, над землёю пролетая низко,
Где поднялись кресты и обелиски,
Вновь склёвываю жалящий свинец.